Родители понимающе переглянулись. Они, видимо, знают что-то, что не известно мне. Но я не так проста, как кажется, мне тоже кое-что уже известно, думала я, устраиваясь в кресле под деревом. Нлавел сел напротив меня и стал внимательно изучать траву. Я молчала, ждала, когда он начнет говорить, но он не торопился. Наконец я не выдержала молчания и решила начать первой и облегчить тем самым его задачу.
Напустив на себя важный вид, я начала изрекать. Для начала попросила прощения за то, что лезу в его личные дела, а потом сообщила, что вижу, что он влюблен в некую особу, имя которой не знаю, да и знать не хочу, и если у него возникли какие-то проблемы в связи с этим, то, безусловно, я готова помочь ему и словом, и делом. К концу моей тирады Нлавел поднял голову и уставился на меня. Лицо его выражало неописуемое изумление. Я выпрямилась в кресле, довольная произведенным впечатлением.
Да, я не теряла зря время в Школе Великих. Мой Учитель вполне может гордиться мной. Во всяком случае, я была чрезвычайно довольна собой. Но вот изумленное выражение сходит с лица Нлавела, он какое-то время очень внимательно смотрит на меня, а потом вдруг начинает хохотать. Откинув голову на спинку кресла, он сотрясается от смеха, а в уголках глаз выступают слезы.
Этот смех мне совсем не нравится. Что я такое смешное сказала? Почему он так смеется? Насупившись, молча жду, когда он успокоится. Нлавел вытирает слезы и, все еще смеясь, говорит: “Прости ради Бога, ты действительно ничего не знаешь”.
“У меня не было времени узнать многое, а сканировать твою память я не стала, это запрещено делать из простого любопытства”, – обиженно отвечаю я.
“Я не хотел тебя обидеть, прости, прости. Думаю, что, даже просканировав мою память, ты не поняла бы того, что я хотел сказать тебе”.

И он сказал: он сказал, что всегда, с самого детства помнил обо мне, а когда два года назад увидел голограмму с моим изображением, то уже не смог с ней расстаться и копию носил всегда с собой. И что я летала с ним в далекую галактику, и что он ждал моего возвращения. А с момента моего возвращения на Матею он просто не находит себе места. И никогда и нигде не найдет это место, если я не буду рядом. Он всегда, с самого детства знал, что рожден для того, чтобы быть вместе со мной. Я слушала, а внутри меня все пело. Я любима этим чудесным юношей. О Тотус, я не достойна своего посвящения. До чего же я была глупа! Конечно же, память прошлого воплощения не стирается, она остается на уровне подсознания. Конечно же, память Вимтанга живет в Нлавеле, и именно память подсказала ему, что маленькая Клирин – это его жена Вимтана. Он не осознавал, почему он любил. Любил, потому что не мог иначе.
Нлавел замолчал и смотрит на меня. Он ждет ответа. И тогда я рассказываю ему то, что узнала в последний день в Школе. Я рассказываю ему о жизни Вимтанга и Вимтаны, их сестры Виолы. Рассказываю о своих мучениях после встречи с ним. Его серо-зеленые глаза смотрят внимательно и задумчиво. Он как будто старается сам вспомнить свою прошлую жизнь. Наконец мой рассказ окончен.
После небольшой паузы Нлавел произносит: “Знаешь, это хорошо, что мы опять вместе, несмотря на пространство и время, несмотря на смерть. И хорошо, что мы теперь все знаем. Мы больше не потеряем друг друга, и вместе будем противостоять Туцию, если он вдруг объявится. Но я думаю, что правду имеют право знать и Клария, и твои родители. Ведь они стали невольными участниками истории, которая прошла сквозь века”.
И мы возвращаемся в дом, и я снова рассказываю историю жизни Вимтанга и Вимтаны, историю жизни Виолы и происки их коварного брата. Все слушают, не перебивая, не задавая вопросов. Когда я заканчиваю, повисает молчание. Все думают о чем-то своем. Потом отец грустно улыбается и спрашивает, а не помню ли я их с мамой в моей прошлой жизни. Может, тогда пути наши пересекались. Ведь они очень любят нас с Кларией. Я отвечаю, что не помню, хотя вполне возможно.

Потом Клария спрашивает, что мы решили с Нлавелом. Нлавел отвечает, что готов завтра сообщить Совету о нашем бракосочетании, если, конечно, я ничего не имею против. И при этом нежно мне улыбается. Мне остается только заявить, что я совсем не против, и от судьбы все равно никуда не убежишь. Только нужно решить, на какой день назначить бракосочетание. Вопрос о моей дальнейшей деятельности решен. Я буду участвовать в экспедиции к желтой звезде. Мы с Нлавелом больше не расстанемся никогда. В этой жизни, по крайней мере.
В тот вечер мы засиделись допоздна. И только, когда пошел обычный ночной дождь, Нлавел заторопился домой, я мы, еще посидев немного, стали укладываться спать.
Утром мне спешить никуда не надо было, связь с Советом назначена на полдень. Клария осталась со мной дома, а родители уехали в лагуну решать судьбу колонии водорослей.
Мы с Кларией весело болтали, устроившись на лужайке. Я наслаждалась спокойными и беззаботными минутами. Завтра я начну входить в курс программы исследований желтого карлика и его планетарной системы. Работа предстоит интересная.
Днем прозвучал вызов планетарной связи, передо мной появилось лицо Главы Совета. Его умные, добрые глаза внимательно изучали меня. Глава Совета некогда закончил Школу Голубого Тотуса и владел всеми способностями, которые присущи ученикам Великих. Сейчас он явно рассматривал мои излучения. Ну что ж, только по излучениям данного человека мы можем быстро узнать, что он из себя представляет, поэтому я попыталась сделать ярче свою ауру. Он заметил мое усилие, одобрительно улыбнулся и заговорил о моих делах.
Он спросил, чувствую ли я себя отдохнувшей, и не требуется ли мне еще время, для того чтобы принять решение о моей дальнейшей деятельности. Я ответила, что хотела бы участвовать в программах межзвездных экспедиций и готова начинать завтра. И еще я собираюсь вступить в брак, но время мы еще не оговорили. Глава Совета понимающе кивнул. Сказал, что Совет не будет возражать против моего решения, и я могу начинать работать. Поздравил с предстоящим браком, пожелал успехов и исчез.
Мы с Кларией решили немного развлечься, и отправились на выставку известного Мастера, которая проводилась в Культурном Центре недалеко от экватора. Мы быстро собрались и через двадцать минут входили в главный выставочный зал. Выставка функционировала уже несколько дней, поэтому посетителей было не очень много.

На весь огромный зал – человек двести-триста, не больше, поэтому мы могли спокойно переговариваться, никому не мешая. В этот раз были выставлены новые работы Мастера, здесь были галокартины и световые скульптуры. Мне особенно понравилась одна скульптура – это было радужное кольцо, опиравшееся на золотистые лучи, исходившие, подобно взрыву, из одной точки белого постамента, кольцо медленно вращалось, меняя окраску от серебристого до зеленовато-голубого. Зрелище было так прекрасно, что мне не хотелось отрываться от этой удивительной игры света. Я долго стояла возле скульптуры, но вот у Кларии лопнуло терпение, и она, взяв меня за руку, увлекла дальше в глубь зала.
Мы много времени провели на выставке, потому что когда вернулись домой, нас уже ждали родители. Наступало время ужина. Когда появился стол и четыре стула, в комнату вошли дядя Ллойр и Нлавел. Пока все обменивались приветствиями, мама быстро добавила еще два стула.
За ужином мы с Кларией поделились впечатлениями о выставке. Все уже там успели побывать, поэтому каждый рассказал, что ему особенно понравилось. После ужина мы, как обычно, стали обсуждать планы на завтра. Я сообщила всем, что начинаю свою деятельность с завтрашнего дня. Мама и отец грустно переглянулись, зато Нлавел и Ллойр выглядели чрезвычайно довольными. Потом мы перешли к обсуждению предстоящей церемонии. Нлавел предпочитал провести ее в ближайшие дни, но мы решили, что через неделю будет лучше, потому что как раз в эти дни будет празднование открытия двух солнц, и церемония пройдет более торжественно. Нлавелу ничего не оставалось, как смириться, он вздохнул и согласился.
Неделя пролетела очень быстро. Завтра торжественный день. Уже готов наш дом. Он расположен совсем рядом с небольшим лесным озером, и вокруг дома растут очень старые деревья. Лужайка перед ним совсем небольшая, рассчитана на посадку трех планелетов, не более.