Затем следует вежливое прощание, и они удаляются.
А наша семья отправляется в наш дом.
Кто на долго покидал свой дом, в котором рос, наверняка ощутил это щемящее чувство возвращения. Дом не изменился, прежней осталась лужайка для игр, по-прежнему цветут деревья вокруг дома, но я уже другая и смотрю на все глазами взрослого человека, который мало знаком с этим местом. А маленькая девочка, которая семнадцать лет назад бегала по этой лужайке, помнит все. Ей знакомы деревья и этот куст, который так приветливо машет ветвями на легком ветерке. Этот домик забавного, дружелюбного зверька линришлка, который пристроился у ствола дерева, а вот и сам зверек стоит на своих больших задних лапах, маленькие передние, прижал к грудке и весело сверкает своими большими золотистыми глазами. Его остренькая плюшевая мордочка поднята вверх. То ли это зверек, который позволял малышке Клирин гладить себя по блестящей плюшевой спинке, или это его сын? Линришлк, ты помнишь меня? Зверек поводит большими глазами и ковыляет к своему домику.
Господи, я дома! Дома!!!
Вскоре мы уже сидели на лужайке и, потягивая напитки, которые нам предложил передвижной столик, беседовали. Клария рассказывала, что закончила школу с высшим баллом, прошла усложненную программу обучения и теперь занимается созданием обучающих монокристаллов для индивидуальных детских программ. Очень довольна своим выбором. Мама и отец рассказывали о своей работе в Службе Экологического Контроля, они по-прежнему увлечены этим делом. Мама всегда на планете, она в последнее время занимается океаническим дном, а отец иногда улетает к ближним соседям – он консультант по атмосферным потокам. Дядя Ллойр несколько дней назад вернулся из экспедиции в дальнюю галактику, на окраине которой была обнаружена перспективная солнечная система с десятью планетами, причем, как минимум три из них соответствуют параметрам пригодных для жизни. Он с увлечением рассказывал о маленьком желтом солнце этой системы.
И, конечно же, мне пришлось рассказать о своей жизни в Школе Голубого Тотуса. Рассказывать много непосвященным я не могла, поэтому ограничилась описанием нескольких забавных случаев, которые происходили со мной, и вкратце рассказала об Испытании. Дядя Ллойр слушал очень внимательно, потом спросил, как я обездвижила мовка. В нескольких словах объясняю. Дядя Ллойр говорит, что в экспедициях в другие миры мои возможности очень пригодились бы. Я, шутя, отвечаю, что хочу немного побыть дома, но подумаю над этой идеей. Так мы беседовали несколько часов. Второе искусственное солнце стало спускаться к горизонту, с противоположной стороны взошло красное солнце. На землю спустились легкие сумерки, появились двойные тени. В детстве для меня это время суток было самым любимым, и сейчас я залюбовалась его прелестью.
Мама предложила пойти в дом и заказать ужин. Мы стали подниматься с шезлонгов, и в этот момент я увидела спешащего к нам человека. Высокий, мускулистый, в серебристом облегающем костюме – этот человек шагал легким, размашистым шагом, и его светлые волосы, откинутые со лба и ложащиеся на плечи, искрились в красных лучах солнца. Опять в мозгу забилась иголочка. Что-то знакомое было в этой походке, в посадке головы. Человек подошел к нам. Лицо его было лицом человека с Матеи. Легкий золотистый загар покрывал кожу, овальный, немного завернутый вперед подбородок, прямой, с небольшой горбинкой нос, красиво очерченный небольшой рот, высокий лоб, брови изогнуты углом и большие слегка раскосые серо-зеленые глаза. Глаза смотрели внимательно и в самой глубине их металась искорка смеха. Человек поприветствовал нас всех. Судя по тому, как ему ответили, он был здесь своим. А судя по лукавым взглядам моей семьи, обращенным на меня – я должна была знать его. Внимательно приглядываюсь, он на несколько лет старше меня, но не на много. Кто это может быть? А иголочка не дает покоя, стреляет, пульсирует, как-то тревожно сжимается сердце. Я нахмурилась: где я видела эти глаза?
И вдруг – догадка! От неожиданного ответа мурашки побежали по коже. Включаюсь в видение первичного излучения – так и есть: Вимтанг!!! Вот это встреча! В один день – Виола и он. Я не верю в случайные совпадения, видимо, Учитель знал, что Виола – моя сестра, и Вимтанг где-то поблизости. Знал и не сказал. Подготовил сюрприз? А может, верил, что я сама достаточно мудра, чтобы разобраться. Хорошо, определились. Вот моя семья нынешняя, а вот моя семья бывшая. И никто ни о чем не догадывается, кроме меня.
Да, груз знания может быть достаточно тяжел. Как мне быть дальше с моим знанием об этом человеке? И вообще: кто он? Тут Клария, наконец, не выдерживает паузы и, смеясь, произносит: “Клирин, разве ты забыла своего лучшего друга Нлавела?” Нлавел? Тот самый мальчик, который играл со мной, гоняясь за мячом?
Мы с детства были вместе, и если бы не несчастье, заставившее моих родителей отдать меня Великим на воспитание, никогда не узнали бы, что когда-то любили друг друга. А почему, собственно, “не узнали”? Я ведь не могу сказать ни Кларии, ни Нлавелу о том, что знаю. Они ведь в неведении. Но как мне жить с этим? Эти глаза, они чуть темнее прежних, но по-прежнему такие родные. Немного другой, но все же он, мой любимый, мой муж.
Призываю на помощь все свои силы, цепляю улыбку на лицо и говорю: “Ну конечно, Нлавел, как я могла тебя не узнать!” А в голове бьется: “Узнала, еще как узнала. Только ты, сможешь ли узнать меня хоть когда-нибудь?”
Выручает меня мама, она повторяет предложение войти в дом и поужинать. Беру сестру за руку и вхожу в дом. Мужчины следуют за нами. Входим в зал. Мама уже манипулирует приборами. Появляется стол, шесть легких стульев. Мама спрашивает, кто что будет есть. Аппетит у меня пропал, поэтому заказываю морской салат, фрукты и шипучий напиток. Каждый говорит, что он хотел бы съесть, и вот из окошка, один за другим, появляются блюда и стаканы. Мама не переставляет их на движущийся столик, как это делают обычно, а расставляет блюда на столе сама. Она явно получает удовольствие от этой процедуры. Милая моя мама. Она сейчас так оживлена, глаза лучатся, даже горькая складка у губ, которая появилась после исчезновения Атилин, и та разгладилась. После стольких лет впервые вся семья вместе. И мама счастлива. Отец смотрит на маму и улыбается. Ему, видимо, передалось ее настроение. Он переводит взгляд на меня, потом на Кларию, потом опять на маму. Он любуется ею.
За столом Нлавел сидит напротив меня. Изредка ловлю на себе его взгляд. Что-то его беспокоит. На фоне всеобщего веселья и умиротворения его настроение очень диссонирует. Что его тревожит? Включаю видение энергетического излучения. Открытие неприятно задевает меня. Нлавел – влюблен. Вот характерное излучение чуть выше лба. Влюблен. Интересно, кто же его избранница. Очень неприятно и почему-то очень обидно понимать, что у него может быть своя жизнь. И эта жизнь никак не связана со мной. А что же мне теперь делать с моим знанием, с моей памятью? Смогу ли я не выдать себя? И как долго я сумею продержаться вообще? Может, отправиться в экспедицию с дядей Ллойром? Будем исследовать эту его желтую звезду и десять планет вокруг нее. Буду подальше от Нлавела, так, наверное, будет легче для меня.
Задумавшись, не замечаю, что ковыряюсь в салате, но не ем. К реальности возвращает меня голос дяди Ллойра. Он обращается ко мне. Улыбаясь, просит прокомментировать молекулярный состав салата. Шутит, ему весело. Знал бы он, насколько мне сейчас не до шуток. Пытаюсь что-то сострить в ответ. Получается вяло и неинтересно. Все смеются. Не смеется только Нлавел. Молча смотрит на меня. От этого взгляда становится совсем скверно. Ну, что ты смотришь, открыл бы уж тайну кто такая твоя избранница. Только мучаешь меня своими глазами. Почему я встретила тебя только сейчас, когда сердце твое уже занято? Найти тебя сразу и сразу же потерять… О боги, через что еще мне придется пройти в этой жизни?
Наконец ужин закончился. Стол убран. Мне очень хочется побыть наедине со своими мыслями, поэтому, ссылаясь на усталость, прощаюсь со всеми и ухожу в свою спальню. Ложусь на кровать, привожу режим парения в активную фазу и пытаюсь собрать воедино разбегающиеся мысли. Прежде всего, необходимо устранить эмоциональную окраску и тогда анализ ситуации будет объективным. Но убрать эмоции, оказывается, гораздо сложнее, чем на школьных уроках.